Новая газета
VK
Telegram
Twitter
Рязанский выпуск
№32 от 31 августа 2023 г.
Неправо
Как устроено российское правотворчество и правоприменение – расшифровка того, что опубликовал Александр Дугин на сайте государственного информагентства


На сайте государственного агентства РИА «Новости» еще 28 июля появилась колонка философа Александра Дугина «России нужны репрессии и цензура». Тот же текст 31 июля был опубликован в его телеграм-канале (52 700 подписчиков), и сравнение показывает, что цензура РИА обошлась с ним весьма деликатно, вырезав лишь одну фразу: «Любой либерал – это изменник».


Иллюстрация: Петр Саруханов – «Новая»

Питерский депутат и обозреватель «Новой» Борис Вишневский направил в СК РФ заявление, в котором потребовал возбудить уголовное дело по признакам ст. 282 УК РФ («Возбуждение ненависти или вражды…») на основании, в частности, следующего высказывания Дугина: «Тот, кто в России выступает против СВО, фактически воюет на стороне украинского нацизма и принимает участие в агрессии НАТО против нашей страны и нашего народа. То же самое верно и для тех, кто выступает против СВО и за пределом России, но там они еще могут ошибаться. Здесь же уже никакого шанса на то, что дело просто в ошибке, и кто-то не разобрался, нет. Мы имеем дело с врагами, диверсантами и потенциальными террористами».

Почему заявлению коллеги Вишневского не будет дан ход, почему одним можно говорить такие вещи на площадке ведущего государственного агентства, а других приговаривают к чудовищным срокам за куда более безобидные высказывания в соцсетях, почему репрессии и цензура в отношении «либералов» будут усиливаться, – все это и объясняет нам Дугин. Читаем внимательно: «Цензура и репрессии есть в любом обществе. Оно всегда строится вокруг вполне определенной идеологии, системы базовых установок и принципов. При этом они никогда строго не прописаны в уголовном или административном праве, но предопределяют скорее мировоззренческий вектор, который выступает дополнительным драйвером закона и его применения. Что допустимо, а что нет, что можно потерпеть, а что требует силового вмешательства государства, никогда не определяет отчужденный закон. Напротив, законы принимают носители правящей идеологии, они же дают их трактовку, и они же выстраивают иерархию – когда, к кому и в каких случаях их надо применять более или менее строго».

Пытаясь описать то, что творится в Думе и в судах страны после начала СВО, сверяясь с юридической логикой, мы впадаем в ступор: смысл этих уголовных и административных дел, судебных и полицейских практик, да и самих поправок в законы, на основании которых расширяются репрессии, в правовых терминах объяснить не получается. Эта материя не обладает признаками, без которых немыслимо право: определенностью, предсказуемостью, непротиворечивостью, соразмерностью, равенством субъектов перед законом и др. А Дугин объясняет нам происходящее в терминах не юридических, а, в общем, философских – точно и откровенно, за что от лица «потенциальных террористов» ему спасибо.

Право, как верно увидел Дугин, – это не то, что еще только предписано, а то, что уже применено. Тут две ключевые фигуры: законодатель и правоприменитель, проблема же состоит в тех границах усмотрения, в которых они могут отступать от заранее определенных предписаний. Для законодателя их очерчивает Конституция и установленная ею иерархия нормативных актов, для судей (правоприменителя) – собственно текст нормы, изложенный понятным им (надо надеяться) русским языком.

Законодатель не может приравнять либерализм к терроризму, как предлагает философ, а судья не может подвести призыв к миру под дискредитацию чего бы то ни было, не выйдя при этом за рамки права.

Дугин и объясняет нам: судьи и депутаты творят и применяют не право, а некую «правящую идеологию». Это не ясные нормы, это «понятия», которые не могут быть четко прописаны.

Это неправо не тождественно абсолютному произволу: оно нормативно, но его нормативность вынесена куда-то в область особым образом формируемого правосознания тех, кто отбирается внутрь системы. Кто сориентировался, получит карьерное преимущество, а кто не вписался, отклонился, в том числе в сторону «отчужденного закона», вылетит и будет наказан. Вот что означает любимая резолюция президента, издаваемая им, как свидетельствуют отдельные беглецы со Старой площади, обычно в устной форме: «Действуйте по закону».


Александр Дугин (на первом плане) во время выступления на митинге в поддержку жителей Донбасса на Суворовской площади. Фото: Зураб Джавахадзе / ИТАР-ТАСС

Гадают, будто философ Дугин как-то влияет на президента. Едва ли, скорее наоборот. Он лишь более или менее внятно и «философски» проговаривает ту парадигму, в которой принимают решения «представители правящей идеологии» – президент, его ближний круг и администрация, а далее весь служивый люд.

Следующим движением Дугин передергивает колоду: «Конечно, не только либеральные режимы тоталитарны, но раз и они тоже, то никаких исключений нет». Что-то в этом роде мы слышим и от президента, продолжающего утверждать, что закон США об иностранных агентах строже изобретенного в РФ. Это неправда по многим параметрам, о чем мы не раз говорили, поэтому здесь укажем только один, касающийся не закона, а практики его применения: презумпция политической подозрительности того, кто получает финансирование из-за рубежа, в США может быть опровергнута, а в России – практически нет (есть лишь одно такое судебное решение, вынесенное недавно, и не факт, что оно устоит). Здесь применяется неправо, практики которого зависят только от изобретательности «носителя идеологии», – но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

В правовом (либеральном) государстве «дополнительный драйвер закона» не может вынести законодателя и правоприменителя столь же далеко за его пределы – то, что в «их» праве возможно как эксцесс, который будет исправлен, в нашем неправе оправдывается и поощряется как служебное рвение.

* * *

Но что же такое ненавистный «коллективному Дугину» либерализм? Его едва ли можно отнести к «идеологиям». Это лишь набор инструментов, который, в отличие от фашизма и коммунизма (по классификации Дугина), не претендует на истинность, он вообще про другое. Давайте зайдем со стороны Карла Поппера, которого Дугин возводит в сан дьявола, называя его книгу «Открытое общество и его враги» черной библией либерализма.

Мысль Поппера проста и отчетлива – это не Хайдеггер, которого Дугин присвоил себе в учителя. Он констатирует, что человеческие сообщества (условно – «племена») на ранних этапах развития представляли собой закрытые общества, основанные на строгих и подчас довольно причудливых табу. Если к нам в ущелье случайно забредал человек из соседнего племени, мы с ним особо не разговаривали – его просто съедали.

Между тем развитие цивилизации шло своим чередом, и в какой-то момент закрытые сообщества наряду с войнами и взаимным истреблением пришли к мысли о пользе сотрудничества и компромиссов. На этой стадии обнаружилось, что традиционные ценности не абсолютны – для «предков, передавших нам идеалы и веру в Бога» (статья 67-прим. Конституции РФ), это был абсолютный шок. Но принять это на рациональном уровне оказалось не так уж трудно.

Иудеи не ели и не едят свинину. Это табу перешло также в ислам, а христиане, после того как апостол Павел им объяснил, что не в свинине дело, начали употреблять ее в пищу. Самые смелые иудеи и мусульмане, не афишируя среди своих, тоже попробовали – и ничего страшного не произошло, рога ни у кого не выросли. Этот компромисс не потребовал битья себя в грудь и войны с соседями: надо было лишь признать, что табу не абсолютны, после чего разойтись если не друзьями, то по крайней мере и не врагами.

Для человека закрытого общества другой – это непонятный и страшный «Другой», а в открытом обществе это просто не совсем такой же, но с ним можно договориться, чему-то у него научиться и даже вместе что-нибудь замутить – так происходит взаимообогащение и развитие.

Из признания разности субъектов вырастают идеи их свободы и равенства, которые ложатся в основу права. В том или ином ограниченном виде свобода и равенство присутствуют во всех писаных законах, начиная с царя Хаммурапи (XVIII век до нашей эры), а политический прогресс выражается в том, что круг свободных и равных субъектов постоянно расширяется. В этом, несомненно, таятся и определенные риски, но цивилизационный отбор показывает, что чем более общество открыто, тем успешней оно развивается.


Фото: AP / TASS

Это и есть либеральная точка зрения. Возможны и другие, и либерал готов их обсуждать – но на рациональном уровне. Либеральный взгляд не претендует на знание истины, он лишь настаивает, что истина не может быть «любой»: где-то она есть, и к ней возможно приблизиться с разных сторон. Потому что иначе никакое обсуждение в принципе невозможно – только война.

Главная мысль Поппера заключается в том, что открытое общество рационально. Рацио – не единственный способ объяснения мира, и любимый Дугиным Хайдеггер более чем рационально показывает, где и как разум заходит в тупик. Но для того чтобы не есть друг друга, он необходим и достаточен.

Политическая власть может предпринять попытку вернуть общество из более открытого состояния к более закрытому – но это всегда ход назад, и Дугин призывается обратиться даже не к модерну, а к «премодерну» – там якобы живут те самые конституционные «предки», что-то такое грозящие нам передать.

Чтобы осуществить этот рациональный маневр с целью удержания власти, этой власти надо перво-наперво подорвать рациональность, отказаться от истины, воздвигнуть ее фуфел, которому все обязаны поклоняться под страхом наказания, и построить постмодерн, как прежде она «строила коммунизм».

Изобретая новых врагов на место бывшего Троцкого, надо демонизировать несчастного Поппера при помощи верного его приспешника – совершенно мифического Джорджа Сороса, который на самом деле, кроме хорошего, ничего худого для России не сделал. Но главным образом надо выесть изнутри право как все еще формально существующую рациональную структуру человеческих взаимоотношений, заменить ее иррационализмом неправа – состоянием, в котором никто не может знать, кому, откуда, когда, что и за что прилетит.

«России нужны репрессии» – формулирует задачу Дугин: нынешних маловато. Нужна, конечно, и цензура – чтобы никто ничего не понимал, не мог объяснить, ни с кем ни о чем не мог договориться. То, что нам («либералам») кажется безумием, на самом деле безумие и есть. Но оно насаждается целенаправленно, хотя и скорее интуитивно. Уничтожение независимых медиа и площадок для обсуждения любых тем, кроме самокатов, посадки за мирные слова, а то и вовсе ни за что (как в деле Беркович), системные увольнения лучших преподавателей, ссылка «Троицы» в монастырь, все эти «уроки о главном» – ровно про это.

Закрытое, иррациональное общество, вероятно, и сегодня может довольно долго существовать. Оно не может развиваться. Впрочем, это взгляд либерала – возможны и другие. Давайте обсуждать. Только коллективный Дугин с нами ничего обсуждать не собирается – мы же исчадия ада, и нас можно только уничтожить.


ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Строгий режим изменили на особый


Наши страницы в соцсетях

Леонид Никитинский