Високосное лето

В июне ушел из жизни Сергей СВИРИДОВ (1965–2020). В июле – Александр БРЯТОВ (1961–2020). Биографии у них рядовые. Но тому и другому можно адресовать слово «поэт» без иронии и натяжек, что само по себе редкость. Смерть двух хороших поэтов с разницей месяц – такого в Рязани, кажется, не случалось.

У Свиридова при жизни даже «официальных» книжек не было. У Брятова – всего одна. В нелепые «писательские организации» города не входили, сторонились тупого нахрапистого графоманья как могли.

Теперь в Рязани на два поэта меньше.

Сергей Свиридов

***

все дело в том что нету дела

кружилось лето обалдело

и август снова уменьшаясь

уже в ладошке умещался

я думал скоро осень скоро

прольется дождик меланхолий

а чистое пустое небо душе сродни

там купола борисоглеба всегда одни

нет звезд и только вдалеке

луна купается в реке

***

так время быстротечно

вчера спалили рим

а завтра вспыхнет свечка

мелькнет твое лицо

и не поговорим

несутся стрелки вскачь

***

надежды юношей питают

а после тают тают тают

а после юноши хереют

а после в черноземе преют

их души в небо отлетают

и растворяясь тают тают

***

я видел глаза в которых тепло и светло

глаза словно пепел в которых сгорел закат

я б им поражался когда бы меня не влекло

к глазам в которых мимо плывут облака

бывали мгновенья длиннее чем тень от сосны

они растворялись лишь в том чем был полон стакан

когда забываясь я видел волшебные сны

о тех глазах где мимо плывут облака

и ежели выбор возможен я выбрал тебя

а если судьба то тем более не обскакать

я выбрал глаза в которых лениво клубясь

по синему небу мимо плывут облака

***

не верю ни пророку

ни в свой счастливый случай

и в прошлом мало проку

и в нынешнем не лучше

а за спиною версты

и завтра путь неблизкий

но как огромны звезды

когда ничтожны лица

***

в осмысленьи утрат очищение

отречение от отчаянья

если раньше просил о прощении

то теперь прошу о прощании

нас пожрало поющее зарево

очищающее неистово

мы когда-нибудь будем заново

мы когда-нибудь будем чистыми

***

кто был не прав тот станет прав

мир в ожидании содома

чем дальше в лес тем больше трав

чем дальше в лес тем ближе к дому

и то что я пребуду здесь

есть только вывеска и внешность

а где-то там осталась нежность

я где-то там остался весь

***

я приду к тебе во сне

приведу с собою снег

запалю дрова в печи

затеплю фитиль свечи

тьма завихрится в углах

тень появится у глаз

хорошо сидеть в тепле

мысля о добре и зле

наблюдая за свечой

оставаясь ни при чем

***

никто не вызвался помочь

когда изжогой жолтой ложью

под куполом без всякой лонжи

ополоумевшая ночь

кошмарные чертила сны

на ветхих выцветших страницах

и в ложу высохшей глазницы

входила яблоком глазным

легкотанцующая смерть

движеньем взвихренное тело

что небо исчертила мелом

да не прочесть мне не суметь

тех закорючек бытия

из крошева фольги облатки

где словно камень дивный в кладке

сокрыта истина сия

во тьме предначертаний меж

не растолкованными снами

как ветер море или знамя

колышет танец чорный смех

и сыплет морок мрак и стынь

сквозь сито выржавленной ночи

и зренье возвращает в очи

пришедший с мудростию стыд

***

если холодно сварим чай

если голодно купим хлеб

если что не так не серчай

завернись-ка получше в плед

он был словно сосна силен

доставал рукой облака

она гибкой была как клен

все цвело у нее в руках

вероятно им было плевать

на последствия и судьбу

он любил ее целовать

словно пил бессмертие с губ

оттого что гляделись в глаза

проникая в нездешний край

она стала вся бирюза

а он камушками играл

кто-то в вышних за них просил

чтобы мимо прошла печаль

не кончается керосин

с той поры у них по ночам

***

толи скрипнет толи скрипочка

толи ножичков посвист

бледный вечер встал на цыпочки

и на дереве повис

вольный ветер ветку голую

клонит ломит и сулит

озимь осень ходит городом

шебуршит бормочет в бороду

и шалит шалит шалит

***

все суета сует сказал пророк

и скоро нам сыграют на трубе

сидеть на крыше и считать ворон

честнее чем вести подсчет побед

какая нынче осень на дворе

какой сентябрь какая благодать

лиловый клен и тополь в серебре

и холодов не так уж долго ждать

Александр Брятов

КАРЕЛЬСКИЕ СОСНЫ

Когда мне мир особенно несносен

и колоколом кровь в висках гудит,

я размышляю о терпенье сосен,

корнями раздвигающих гранит.

Великое довольствуется малым:

им все во благо – влага и песок,

и камень, растворясь, питает сок,

текущий по невидимым каналам.

И вся их жизнь – воды круговорот

размеренный, и смерть – не что иное,

как незаметный внешне переход

в другое состояние покоя.

* * *

У весны звенят ключи в кармане.

Распахнули двери сквозняки.

Город, заблудившийся в тумане,

промочил ботинки у реки,

и бормочет что-то отрешенно,

разгребая прошлогодний хлам,

взмахивая, как умалишенный,

рукавами рваными реклам.

* * *

Когда облака утомится толочь

в трубе водосточной ненастье,

я выйду из дома в глубокую ночь,

расправив затекшие снасти.

Загружен по палубу палой листвой,

пройду переулком-каналом,

любуясь, как город омыт с головой

волной айвазовского вала,

как бурным теченьем обрывки афиш

уносит в подземную Лету,

пока ты в летучем кораблике спишь

на краешке позднего лета.

* * *

Между средой и четвергом

в остервененье трезвом

жестянщик-ветер за окном

сортировал железо.

Он долго встряхивал листы

пред тем, как шваркнуть оземь,

как будто залпом холостым

шугал из сада осень,

а после жути нагонял

на сонное жилище,

рихтуя мятый матерьял

пудовым кулачищем.

И, припадая на крыло

как раненая птаха,

всю ночь ломилось в дом стекло,

заиндевев от страха.

* * *

В незатейливой шляпе из фетра,

в длиннополом плаще из коры

бродит полая музыка ветра,

пробуждая шагами дворы.

Ей осеннею ночью не спится,

грубой палкой стучит, одряхлев,

и, как мокрые черные птицы,

разлетаются ноты с дерев.

До чего бесприютен и бледен

вдохновеньем истерзанный двор,

раздаривший пюпитрам штакетин

заземленного неба минор,

и сквозь мутный стакан политуры

будет дворник разглядывать днем,

как пылают листы партитуры

у бордюра холодным огнем.

* * *

Старым быть грешно и пошло:

ах, какая благодать –

не иметь скелетов в прошлом,

о грядущем не гадать,

юным быть, плести интрижки,

голову терять весной,

не мрачнеть при виде книжки –

тертой книжки записной.

Старость придана – воочью

наблюдать, как без борьбы

превращает в многоточье

время линию судьбы,

знать, что не вернуть заклятьем

на последнем рубеже

юность – глупое занятье,

недоступное уже.

* * *

Говори о любви, не молчи,

легкий локон снимая с ключицы, –

завтра может совсем не случиться,

затеряться в бездонной ночи.

Не молчи, говори о любви

ерунду, чепуху, что попало,

не заботься, что этого мало –

у любви предпочтенья свои.

Говори, признавайся без слов

каждым вдохом, движеньем, участьем,

пеленая любимую счастьем,

нежным коконом радужных снов.

Говори, даже если внутри

немота – говори немотою.

Это после – травою, водою...

А пока – говори, говори.

Анатолий ОБЫДЁНКИН

читать весь номер