Рязанский выпуск
№47 от 26 ноября 2015 г.
Свежие новости
Не может быть!
(19.04.2024)
200 рязанцев
(19.04.2024)
"Вы думаете, что мы вас не переиграем?"
(19.04.2024)
«Норд-Ост» на «Калиновом мосту»
(19.04.2024)
Какое время - такие и платья
(18.04.2024)
"Их нельзя трогать. Расскажите своим знакомым"
(18.04.2024)
Пытки сероводородом
(18.04.2024)
Токсичная история заинтересовала прокурорских
(17.04.2024)
В скором времени в Рязани ликвидируют МКЦ и КВЦ
(17.04.2024)
День города предложили провести 24 августа
(17.04.2024)
Из-за рекордных осадков в Дубае застряли 20 рязанцев
(17.04.2024)
Пора домой?
(17.04.2024)
Проникнуть в душу и поджечь
В Рязани выступил один из самых «нешаблонных» пианистов нашего времени
.jpg)
Фото Андрея ПАВЛУШИНА
Фото Андрея ПАВЛУШИНА
Если бы применительно к человеческой жизни действовало понятие «плотность», то здесь бы пианист Андрей КОРОБЕЙНИКОВ мог бы стать рекордсменом. Еще в юном возрасте он успел столько, что другим хватило бы на несколько десятилетий. Начал играть на фортепиано в пять лет, в семь одержал первую победу, экстерном завершил школьное обучение, в 12 лет поступил на юридический факультет Европейского Университета Права, в 19 лет окончил Московскую консерваторию имени П.И.Чайковского, получив на выпускных государственных экзаменах по специальности и концертмейстерскому мастерству оценку «5+». Его триумфальное «непрохождение» в финал XIII Конкурса Чайковского в 2007 году создало вокруг его имени еще большую интригу.
Сегодня Андрею Коробейникову 29 лет, и его бесчисленные награды и достижения не умещаются ни в одном пресс-релизе. 20 ноября выдающийся пианист выступил на сцене Рязанской филармонии.
В наш город музыкант приехал впервые. И для знакомства был выбран Концерт для фортепиано с оркестром №1 Брамса, прозвучавший в сопровождении Рязанского губернаторского симфонического оркестра под управлением Сергея Оселкова. Удивительное по красоте и силе произведение, позволившее оценить и виртуозное мастерство, и темперамент пианиста, его вдохновенное погружение в музыку.
Продолжился вечер Концертом для оркестра Бартока, который гость с удовольствием слушал из зала вместе со зрителями, аплодируя Рязанскому симфоническому оркестру.
Умение «зажечь» музыкантов, вдохнуть жизнь в оркестр – это свойство дирижера Сергея Оселкова пианист отметил еще во время репетиций, о чем упомянул в интервью перед концертом. И, как выяснилось по ходу разговора, искусство «высекать искру» – для Андрея Коробейникова главное.
– Андрей, вы дипломированный юрист, ярчайший пианист, пишете стихи, музыку, свободно владеете эсперанто. Откуда такие гены?
– Да, когда перечисляешь, кажется много. Но если покопаться, думаю, любой может «наскрести» про себя не меньше. Гены у меня, действительно, интересные: родители – физики, более того «физтехи». Первые восемь лет жизни я провел в общежитии Московского физико-технического института. Физика из меня не получилось, но атмосфера там, во всяком случае, была очень интересная. У самого института есть своя внутренняя поэзия. Так что вырос я в окружении талантливых людей, с нестандартным мышлением.
– То есть до вас музыкой в семье никто не занимался?
– Прабабушка потрясающе пела, слагала настоящие сказы. Хотя была неграмотная, из раскулаченной семьи. Меня удивляло, как чисто она поет, не имея образования (про натуральный слух я тогда еще не знал). Я тоже пел, меня отвели на хор, там и проявилась музыкальная одаренность.
– Юридическое образование выбрали сами или по наставлению?
– Так получилось, что я рано окончил школу, получил аттестат в 12 лет: «прыгал» через классы. Кроме того наша семейная жизнь сложилась таким образом, что мы жили вдвоем с мамой. И она, листая справочник высших образовательных учреждений, наткнулась на объявление негосударственного юридического вуза, который обещал платить стипендию и к тому же не брать денег с талантливых учащихся. То, что нам нужно, решили мы! Честно говоря, меня и тянуло на правозащиту (насколько это вообще возможно для ребенка). Вуз назывался Европейский Университет Права и оказался очень интересным. В обучении использовался метод погружения: например, целый месяц преподавался один курс, и затем сразу экзамен. За счет этого вуз получал возможность привлечь хороших преподавателей из ведущих университетов. По окончании я специально решил поступить в аспирантуру в МГУ на бюджетное место, чтобы узнать, хорошо меня выучили или нет. Оказалось, что хорошо, потому что вступительные испытания выдержал достаточно просто, за что спасибо преподавателям.
– Как у вундеркинда не могу ни спросить: не жалеете о «потерянном» детстве?
– У меня, на самом деле, было очень интересное детство. Единственно, что в какой-то момент у меня почти не было друзей моего возраста: когда тебе 12, а ты общаешься с 18-летними, у тебя совсем другое мышление. Но это не хорошо и не плохо, это факт. Просто так получилось.
– Сфера ваших научных интересов – проблемы возникновения и осуществления прав артистов-исполнителей. Боретесь с тем, чтобы ваши записи не выкладывали в интернете?
– Нет. Дело в том, что пока я писал научную работу, пришел к выводу, что эта область права не работает, причем не только у нас. Сама ее структура устарела, а с появлением интернета в принципе перестала действовать. Интернет – международная сеть, и запреты в ней можно обойти элементарно. Нарушаются права на программное обеспечение, авторство, а уж о правах исполнителей и говорить не приходится. Помимо этого, не оправдывают себя и сами системы коллективных обществ – РАО или РОУПИ – причем это тоже наблюдается во всех странах. Да, они собирают некие вознаграждения (причем порой представляя даже тех авторов, кто им и не передавал эти права). Часть из этих средств общества оставляют на содержание себя, и, конечно, к ним можно прийти за своими «копейками». Но все-таки, производя товар, я хочу сам определять, бесплатный он или нет, и сколько может стоить. Невозможно использование разных записей на одних и тех же условиях. Каждый правообладатель на любое использование должен иметь возможность определять свои условия. А иначе это не будет работать. Исполнителям просто нет смысла приходить в эти агентства получать свои 37 рублей.
– Про вашу игру пишут, что в ней нет заштампованности. Что для вас важнее: «соблюсти букву» или выразить себя?
– На самом деле, такой дилеммы не существует. Я избегаю штампов не потому, что иду прочь от «буквы». Наоборот, нужно открыть ноты и постараться напрямую говорить с композитором, понять, какая энергия им обуревала, когда он писал эту музыку. Это более надежный путь, нежели доверять академической традиции. Ей, конечно, нужно обучиться, чтобы знать. Но косные традиции как раз ушли далеко от «буквы». Доходит до того, что некоторые профессора консерватории высказываются, что Рахманинов неправильно играет свои собственные сочинения (хотя лучшего исполнителя кроме автора не найдешь). Более того, если послушать записи Рахманинова – это всякий раз новая музыка. Бывает, он играет не тот оттенок, который сам написал в нотах, и это нормально. Это не значит, что он меняет «текст». Есть нечто большее, что ты должен выразить, нежели перебрать ноты в нужной последовательности. Нужно задеть душу. Как у Окуджавы, «в душу к нам проникнуть и поджечь».
– Сегодня будете «поджигать» Брамсом?
– Концерт №1 для фортепиано с оркестром – удивительное произведение, наверное, лучшее из ранних сочинений Брамса. Люблю его даже больше Первой симфонии. Есть композиторы, о музыке которых очень трудно говорить: Моцарт, Шопен или Брамс... Даже если находятся какие-то формулировки, они получаются плоскими по сравнению с музыкой. В ней и страсть, и жизнь, и сила, и воля, и трагедия, и счастье – все вместе в один момент. Такие образы создавал Брамс! Музыка говорит гораздо лучше слов. Первый фортепианный концерт – это наша жизнь. Очень волевое произведение. В нем есть и бетховенские мотивы, и есть большая «арка» к Третьему концерту Бетховена.
– Нужен определенный жизненный опыт, чтобы его играть? Давно этот концерт в вашем репертуаре?
– Этот концерт я играю недавно. Но в нем есть некая юношеская энергия. Вот Второй фортепианный концерт – сочинение зрелое. Это же можно сказать и о Первом, но в нем прорывается романтика молодости. Это не заметишь в мастерстве: оно здесь фантастическое – но можно почувствовать в эмоциональной сфере. И поклонение Брамса Бетховену придает произведению очень серьезную силу, наполняет его бетховенской героикой. У любого художника есть кумир, который его ведет по жизни. У Рахманинова – Чайковский, у Скрябина – Вагнер. И это нормально. Более того, эти «арки» придают особую красоту музыке.
– У вас на сайте в разделе «Кумиры» Бетховен стоит первым…
– Честно говоря, я уже не помню, что там писал. Но я с этим совершенно не спорю. Бетховен – фантастический человек, гений. Удивляешься тому, сколько в нем разной музыки! Нет повторяющихся произведений! Каждое сочинение – новое.
– Музыка, которую вы пишете, где-нибудь исполняется?
– Я пишу каденции, и соответственно играю их на концертах (если это допускается автором). Бывает, что вставляю в программу и свои произведения. Но, чтобы развивать композицию, нужно время и каждодневная работа.
– Как складывается ваш концертный график?
– Где-то 80 концертов в год: Россия, Европа, Япония. И добавляется чуть-чуть Южной и Северной Америки.
– В вашем репертуаре есть современная музыка?
– Бывает, играю, особенно музыку друзей. Вот ожидаю, что в будущем году мой друг Станислав Маковский напишет фортепианный концерт. Живет он во Франции, и там его ценят как авангардиста-электронщика. Тем более интересно, что композитор такого – не консервативного – толка напишет для рояля. Жду с нетерпением.