Рязанский выпуск
№46 от 24 ноября 2016 г.
Свежие новости
Жительница Подмосковья погибла при падении с самоката в день запланированной поездки в Рязань
(19.04.2024)
Не может быть!
(19.04.2024)
200 рязанцев
(19.04.2024)
"Вы думаете, что мы вас не переиграем?"
(19.04.2024)
«Норд-Ост» на «Калиновом мосту»
(19.04.2024)
Какое время - такие и платья
(18.04.2024)
"Их нельзя трогать. Расскажите своим знакомым"
(18.04.2024)
Пытки сероводородом
(18.04.2024)
Токсичная история заинтересовала прокурорских
(17.04.2024)
В скором времени в Рязани ликвидируют МКЦ и КВЦ
(17.04.2024)
Скрипка. Нервно
Никита БОРИСОГЛЕБСКИЙ – о том, как важно слушать себя, а не других
.jpg)
Фото Андрея ПАВЛУШИНА
Фото Андрея ПАВЛУШИНА
Очередной концерт, посвященный 110-летию Шостаковича, прошел в Рязанской филармонии 11 ноября. И оказался построенным на контрастах. Открыла вечер Симфония №6 Бетховена, прозвучавшая в исполнении Рязанского губернаторского симфонического оркестра под управлением Сергея Оселкова. Светлая романтическая музыка «Пасторальной» симфонии сменилась во втором отделении серьезным, экспрессивным Концертом №1 для скрипки с оркестром Шостаковича. В качестве приглашенного солиста наш город посетил молодой выдающийся скрипач Никита БОРИСОГЛЕБСКИЙ. Лауреат самых престижных международных конкурсов Никита еще в юном возрасте сумел завоевать авторитет в музыкальном мире и любовь публики. О том, как сложился его путь к Олимпу, скрипач рассказал в интервью «Новой».
– Никита, решение отдать вас в музыку исходило от родителей?
– Совершенно верно. Я из семьи химиков. В музыкальную школу мы пошли с сестрой, в то время мне было шесть лет, ей семь. Причем изначально я учился на рояле, она – на скрипке, но через год мы, что называется, поменялись. Чем привлекла именно скрипка, честно говоря, не помню. Я себя вообще до девятилетнего возраста практически не помню. Но, как рассказывают родители, педагоги, абсолютный слух, который необходим для игры на струнных инструментах, у меня проявлялся с самого детства. И я буквально засматривался на сестру, играющую на скрипке. Так что все сложилось само собой.
– В десять лет вы дебютировали на сцене. Этот момент своей жизни хорошо помните?
– Да, это было довольно забавное выступление, его немного помню. Играли в Ростове-на-Дону с оркестром Ростовской филармонии. В программе был Концерт Виотти №22. Это достаточно серьезный концерт из детского репертуара, через который должны пройти все молодые скрипачи. И для оркестра он оказался тоже весьма нестандартным. Но я, как, впрочем, и все дети, выходящие на сцену, волнения практически не ощущал. В юном возрасте не переживаешь, как сейчас. Не так чувствуется ответственность, в основном думаешь об удовольствии – поиграть на скрипке перед публикой вместе со взрослыми музыкантами. У меня был бордовый пиджак, бабочка. И главное переживание было связано с тем, чтобы поправить в нужный момент эту самую бабочку. В первой части есть момент, когда я играю соло, а затем идет оркестровый проигрыш. И тут мне нужно было не забыть про бабочку, потому что скрипка ее постоянно смещала. Вот это было ответственное дело! Конечно, в этом есть доля шутки. Но в целом концерт получился интересным и неволнительным. Ну а потом, когда мы уже вырастаем, выходить на зал становится все более ответственно и нервно. Больше нот, больше внимания. И если ты успешно двигаешься дальше, выигрываешь конкурсы, завоевываешь авторитет, то и тревога усиливается пропорционально. Горовец, великий пианист, говорил, что с каждым разом ему все боязней выходить на сцену. Потому что от живой легенды и ждут чего-то невообразимого.
– В четырнадцать лет вы стали студентом Московской консерватории им. Чайковского. Вместе с вами в столицу поехали родители?
– Нет, я жил в общежитии.
– И как подросток ощущал себя во взрослом окружении?
– Наверное, мне повезло. Действительно, в основном все были старше на четыре-пять лет. Но ребята, с которыми я учился и общался, были добрыми, хорошо ко мне настроенными. Конечно, у меня были немного иные интересы, но я сосредоточился на работе, на занятиях, и разница сильно не мешала.
– Как это опережение, отсутствие некоего жизненного опыта сказывалось в музыкальном плане?
– Здесь мне тоже повезло. Мои педагоги мудро подходили к выбору репертуара и давали произведения, соответствующие возрасту. В первый год мы учили Концерт Паганини, Фантазию «Кармен» Бизе-Ваксмана, этюды, пьесы, которые не требуют глубоких жизненных знаний. Это не Концерты Бетховена или Шостаковича. Но, тем не менее, эта музыка требовательна к технике исполнения. Так что учителя сильно мне в этом помогли, что оказалось очень важно. Сегодня, когда я уже сам занимаюсь с детьми, отчетливо видно, если музыкант играет произведение не по своему возрасту. Видно с позиции психологии музыки. Сыграть-то в принципе можно многое. Но если человек не понимает сочинение, то это уже другая проблема. Научить этому практически невозможно. А Концерт Паганини в этом плане открытый, незамысловатый, без второго дна, то, что надо для молодого человека.
– Вы уже произнесли имя Шостаковича, композитора, чей юбилей отмечает в этом году весь музыкальный мир, и чье произведение вы сегодня будете исполнять. Поэтому не могу не спросить о вашем к нему отношении.
– Отношение, наверное, еще будет меняться. К Концерту №1, который прозвучит сегодня, я шел довольно долго. Впервые сыграл его в марте этого года во время гастролей по Англии. Две недели назад играл в Белгороде. Так что для меня он относительно новый. Играть его я хотел и не хотел одновременно. Хотел, потому что концерт очень выигрышный для солиста, партия скрипки написана фантастически. Но в то же время внутри, психологически я не ощущал желание его исполнить. Одно время он меня сильно угнетал, давил. Эта музыка была написала Шостаковичем в тяжелый жизненный период, хотя Второй концерт, надо сказать, еще темнее. Я не хотел его переживать и специально к нему не приближался. Но поступил запрос, и я подумал, что это хороший шанс и уже пора. Это та музыка, вместе с которой нужно вырасти. Просто выучить ноты – здесь мало. Необходим тот самый пресловутый жизненный опыт. Этот концерт надо играть, играть долго, не один год, чтобы его постичь до конца (а может, этого и вовсе не случится, никто не знает). Но еще раз повторю, для солиста это шикарная музыка. Скрипичная партия всегда на первом плане. Например, в моем любимом концерте Сибелиуса тоже фантастическая скрипка, но оркестр иногда «нависает», и она «уходит» в него. Это хороший эффект, но сквозь него надо пробиваться. А здесь превосходная оркестровка! И для скрипачей это один из самых благодарных концертов.
– Каковы ваши критерии успеха?
– Для тех, кто стоит на сцене, критерий успеха не всегда связан с реакцией публики. Часто так бывает, что внутренне музыкант очень доволен выступлением, но отклика нет. А порой наоборот. Тебе кажется, что не получилось, а все восторгаются. И этого не объяснить. Поэтому с какого-то момента я перестал обращать внимание на внешние проявления. Конечно, приятно, когда есть положительная реакция зала, но всегда есть и те, кому не понравилось. Все индивидуально. Для меня важнее ощущать, что я справился с задачами, которые сам ставил перед собой. А слушать других – это очень опасно.
– На вашем официальном сайте есть гостевая книга, где масса восторженных отзывов. Как себя ведут фанаты поп-звезд, все хорошо представляют. А каковы поклонники звезд классической сцены?
– Слава Богу, не такие же. У меня никогда сложностей с поклонниками не было.
– Ну, может быть, не сложностей… Например, Денис Мацуев рассказывал, что есть дама, которая ездит за ним на каждый концерт и дарит определенные цветы.
– Да, а у моего профессора Эдуарда Давидовича Грача есть поклонница, которая презентует маленькие фигурки грачей. В результате за годы скопилась целая коллекция. У меня такого нет. Хотя вот недавно женщина привезла из Швейцарии вкуснейший сыр и шоколад. Конечно, это приятно.
– На каком инструменте сейчас играете? В интернете много написано о ваших несложившихся взаимоотношениях со Страдивари…
– Моя нынешняя скрипочка тоже старая, середины XVIII века, работы венецианского мастера Матиаса Гофриллера. Наряду с Монтаньяна он очень знаменит среди виолончелистов, их инструменты ценятся больше, чем Страдивари. Скрипок Гофриллер сделал меньше, но есть очень хорошие экземпляры. На этой модели я играю с декабря 2014 года. Она обладает сладким, красивым тембром. И есть одна интересная особенность: ее корпус немного уже по сравнению с классическими канонами. Тем не менее, на силу звука это не влияет. Более того, он с удовольствием «вылетает» из инструмента. Носкость звука очень высокая. При этом во время игры мне вблизи кажется, что звук меньше, чем на предыдущих скрипках. Поэтому первые полгода пока я к ней привыкал, хотелось давить, и это «душило» инструмент. Но со временем мы притерлись.
– Вы приезжали в Рязань год назад. Что произошло за это время? Где были, с кем выступили, что записали?
– Ничего не записал, потому что, на самом деле, не люблю процесс записи. Хотя понимаю, что записываться надо. Играть в студии для микрофона – занятие не вдохновляющее. Но, думаю, что рано или поздно это случится. Что произошло за год? Летом были интересные фестивали камерной музыки в Австрии, Франции, Швейцарии. Очень важными для меня были концерты в Англии с оркестром Павла Когана, где я впервые исполнил Шостаковича. В декабре ждет Концерт Бартока в Германии. В Китае буду играть и преподавать. Жизнь насыщенная. С удовольствием отмечаем 110-летие Шостаковича. Кстати, Гергиев объявил 2016-й годом Прокофьева, получается, Шостаковича немного обделили. Поэтому, в качестве шутки, я слышал, в будущем году намереваются праздновать 111-летие Шостаковича. Тоже число красивое!