– Это началось в далеком 1976 году, когда еще во дворце профсоюзов, благодаря инициативе нескольких людей – Левона Осепяна, Сергея Донского – появился еще не имевший названия киноклуб, который потом стал клубом «Кинематограф». Где-то с 1980-го года до середины 1990-х мы с Александром Олеговичем Никитиным этот киноклуб и вели. Там собирался уникальный коллектив людей – это был самый настоящий клуб друзей и самый настоящий киноуниверситет. Тогда же мы вошли в контакт с Владимиром Юрьевичем Дмитриевым, ныне покойным, заведующим иностранным отделом Госфильмофонда – благодаря ему начали получать фильмы из Госфильмофонда, из Института Гете – все это на пленке. За это время было проведено несколько фестивалей мультипликационного кино – еще в то время, когда в Советском Союзе вообще не существовало подобного фестиваля. 

 

А если говорить о «Кино.Точке», то тут следует отметить Наташу Бриккер и Соню Иванову – с их помощью где-то два года в «Свободном лицее» были показы на видеокассетах. Потом в библиотеке имени Паустовского проводили сеансы. Уже тогда показы были в том формате, в котором они существуют сейчас. То есть раз в две недели и фильмы по моему выбору. Я показываю те фильмы, которые прошли через меня. Если посмотреть список фильмов, то кое-что можно обо мне понять. С другой стороны выбор фильмов диктуется окружающей обстановкой – иногда выбираются фильмы, связанные с текущим моментом. Очевидно, поэтому и удается уже девятый сезон поддерживать интерес публики – потому что это не просто хорошее кино, а кино, которое отвечает (или ищет ответ) на серьезные вопросы. 

 

 

– В «Свободном лицее» первым фильмом, который я показал, был фильм «Деликатесы» Жан-Пьера Жене и Марка Каро, и это неслучайно – тогда я старался показывать именно киноделикатесы. То есть фильмы немного странные, не очень доступные, но привлекательные и вкусные. А позднее, когда зритель привык к тому, что кино может быть и таким (ведь арт-хаус отталкивает тем, что зритель считает, что кино таким быть не должно – во времена долби-стерео и высокой четкости – и немое кино кажется арт-хаусом) принцип изменился – многое стало происходить неосознанно. Фильмы начали объединяться в триады – то есть я понял, что фильмы начинают как-то взаимодействовать друг с другом непроизвольно, и дальше я стал это дело контролировать. Не всегда, правда, получается. В одну триаду могут попасть фильмы, с виду далекие друг от друга, но имеющие общую эстетическую и моральную ось. 

 

 

– Раньше времена были доторрентовые. Сейчас зачастую появляются фильмы, которые надо показать немедленно – и происходит корректировка плана. Иногда за сезон я показываю только треть от запланированного.

 

 

 

– Это не так. Если посмотреть список показанных фильмов, то там есть и новинки. Я даже однажды показал южнокорейское аниме вкупе с японским. Тогда это было направление, интересное моим детям и соответственно мне (надо же с детьми о чем-то разговаривать) – и увидев, что можно расширить интеллектуальный кругозор зрителей, которые считают, что аниме – это только большие глаза, я решил показать его. Показывал я и фильмы, снятые за год до показа. 

 

Другое дело, что сейчас, в связи с всякими постановлениями о поддержке российского кино работать с новинками не просто сложно, а опасно.

 

 

– Могут рублем наказать. С сентября месяца показы фильмов без прокатного удостоверения наказываются колоссальными штрафами.

 

 

– Это такая бумажка нового образца. Эту бумажку должен получить каждый фильм, показываемый на территории РФ. В ней указано, что фильм был просмотрен, признан годным и не содержит ненормативной лексики. Поэтому для российского проката полностью переозвучили «Левиафан» Звягинцева. Чтобы получить это удостоверение потребуется полгода и немалые деньги.
 

Также в постановлении единичный некоммерческий показ приравнен к прокату в кинотеатрах. Из-за этого постановления Музей кино лишился 90% своего репертуара. 

 

 

– Если честно говорить, то не очень. Я отмечаю про себя новые фильмы, которые интересно было бы посмотреть. Если года через два от них что-то останется – то может и посмотрю. Но следить постоянно за новинками, просматривать все – нет. Я думаю, переживу и без них. Не просмотрен еще большой объем того, что считается бесспорными шедеврами. И сейчас с каждым месяцем что-то открывается, находится, восстанавливается, реставрируется. Потом, я очень люблю 1960-е – тогда кинематографисты снимали то, что хотели и не были так зависимы от продюсера.

 

Есть режиссеры, за творчеством которых я слежу. Но их немного. Это Линч, Гринуэй, фон Триер. Из наших – Муратова и (в меньшей степени) Сокуров. Я восхищаюсь Сокуровым как режиссером, но в его мире мне не уютно. В нем я болею. Не могу сказать, что мир Муратовой мне уютен, но там есть нечто, совпадающее с моим мироощущением. Вот за ними я слежу. Их мир мне интересен. Конечно это самоограничение. По молодости кидаешься смотреть все что можно. Но с приходом определенного возраста начинаешь просто себя беречь.
 

Когда преподаешь историю кино, ты обязан хотя бы на время лекции быть влюбленным в тех режиссеров, о которых рассказываешь. Не врать, когда говоришь о фильме хорошие слова. Иначе лекция будет провалена, студент почувствует, что я читаю обязаловку. Поэтому в каждом фильме, о котором я рассказываю, я нахожу хотя бы что-то, что я люблю. Чтобы передать эту частичку любви студентам, чтобы у них появился интерес к фильму. Постоянно приходится это делать. Но где-то же должен быть уголок, где я что-то могу ненавидеть? Вот у меня кино последних лет и попало в такое гетто, где я могу что-то не любить. В своих лекциях я ставлю границу – до 1980-го года. Там, на мой взгляд, кончается кино и начинается постмодернизм. За этой границей я не обязан всех любить. Но это не исключает, что что-нибудь может и понравится. 

 

 

 

– Фильмы, которые я показываю на «Кино.Точке», являются частью моей жизнью. Они или оказали влияние на мое формирование, или просто очень близки мне. А как я могу быть равнодушным, когда я говорю о своем? Как писал Курт Воннегут: «Не делай указателя к собственной книге – это слишком разоблачительная вещь» (из романа «Колыбель для кошки», – прим. ред.). Если посмотреть, какие фильмы я показываю – наверняка проявятся черты моего характера, в том числе те, которые я не хотел бы афишировать.

 

Кстати, нельзя сказать, что все фильмы, которые я показывал, встречали одобрение публики. Некоторые вызывали недоумение. Например «Экс-ударник» (Ex Drummer – бельгийская драма 2007 года режиссера Коэна Мортье, – прим. ред). Тогда что-то накатило, и мое негативное отношение к миру я увидел в этом фильме. Держать в себе было чревато для психики. Взял и выплеснул.

 

 

– Отыгрался, да. Включил зрителей в этот мир – как вам здесь? В тот момент я, вместе с авторами, так видел этот мир. То есть эгоистичный такой момент. Разделите это со мной. Кто-то разделил. Кто-то нет. Произведение искусства, которое всем нравится – подозрительно. Даже признанные шедевры нравятся не всем. Элемент некой деликатесности в кинопоказах присутствует и до сих пор. Я в литературе люблю тонких стилистов, которых вкусно читать. А если написано дубово – даже если в произведении есть какая-то сверхмощная идея – мне это неинтересно. То же самое в кинематографе. Тем более в рамках кинопоказов я не скован рамками обязательного кино, как в лекциях. Так что здесь у меня некая отдушина – то, чем я хочу поделиться со зрителем. Ведь нынешнее культурное пространство сжимается, многое исчезает как в зыбучих песках. Хочется поделиться, чтобы это дальше пошло, чтобы не пропало. Я думаю, люди затем и приходят на «Кино.Точку» – чтобы ощутить эту общность. Ведь можно спокойно скачать, зарядить на плазму – сидишь дома, смотришь – не надо на улицу выходить. Но будет ли это полноценным просмотром? Будет ли это тем, ради чего братья Люмьер придумывали луч на стену? Они могли бы ограничится тем, что придумал Эдисон – один человек смотрит в маленький глазок – один получает кайф. Однако в результате Эдисона не считают отцом кинематографа, а братья Люмьер, которые предусмотрели всеобщность – вот они отцы кинематографа. Вот именно поэтому мне всегда жалко не поделиться тем, что я нашел. 

 

 

– Кто-то меня уже спрашивал об этом. Я повторюсь. Цель «Кино.Точки» – расширение интеллектуального пространства. 

 

 

– Да нет, это чисто прагматизм. Большая часть глупостей, которые случаются в мире, происходят оттого, что мы разучаемся видеть и чувствовать широко. Мы начинаем видеть узко, и все что выходит за эти узкие рамки для нас становится не просто чужим, а враждебно чужим. И чем уже рамки, в которые мы себя загоняем, именно в интеллектуальном смысле, тем шире враждебное поле. А чем шире враждебное поле, тем больше мы чувствуем себя неблагополучно – начинаем зацикливаться, нам все страшнее, везде видим врагов. Именно поэтому я стараюсь показывать разные фильмы. Разные фильмы, которые говорили бы о том, что мир надо принимать.

 

 

– Нет. Уроки понимания. Терпимость – это когда ты соглашаешься с чем-то, не принимая и не понимая этого. Потому что надо. Толерантность – тоже не то. Толерантность предполагает абсолютное принятие без анализа. Понимание. Ты можешь это оттолкнуть – но оттолкнуть как не твое. Меня часто спрашивают, понравился или не понравился мне тот или иной фильм. «Понравился – не понравился» – это очень глупая оценка. Я применяю формулу «Мое – не мое» – отвечает ли это моему настроению, моим запросам на сегодняшний день, или нет. Есть фильмы, которые не могут и не должны нравятся. Вот, например, «Молчание» Бергмана. К нему это вообще не применимо. Фильм, который выворачивает тебя наизнанку. Сказать про него – «Ой, мне так понравилось!» – это как-то странно. Но этот мир взаимной ненависти – он отчасти и мой. Посмотрев в эту бездну, можно что-то понять о себе. Так что это «уроки» умения в чужом увидеть себя. 

 

Вот взять, например, многократно ругаемый, агрессивно не понимаемый великий «Черный квадрат» Малевича. Для многих он является камнем преткновения. Вне контекста эпохи, вне контекста творчества художника, его невозможно понять. Если взгляд узок, то увидишь только черноту. А там ни одного мазка черной краски. Если знать исторический контекст, то можно увидеть бездну, в которую через два года после создания картины рухнул мир. А кто-то увидит не бездну, а свет в конце тоннеля, зародыш чего-то нового… Эпоха пока не завершилась, выбор еще существует.

 

 

– Я стараюсь не брать фильмы, в которых мораль ясна как басня. Зачем тогда собирать людей, если они все это и так знают? Но подчеркнуть всеобщность, вневременность того или иного события, попытаться найти его корни, с помощью того или иного произведения – вот это мне интересно. Не констатация, а анализ. Анализ не возможен без опыта. Те фильмы, которые я показываю, они суммируют в себе опыт накопленных знаний. Если показывать без анализа, то можно скатиться к киноархиву. «Сейчас мы посмотрим этот фильм, просто потому, что он старенький». Это тоже может быть интересно, для отдельной группы кинофанатов. Но я стараюсь показывать фильмы, которые были бы интересны моим зрителям. А большая часть зрителей, которые ко мне приходят, моложе меня раза в два. Я обязан думать о них. Чтобы не получилось кунсткамеры. Фильмы должны отвечать (пусть не впрямую, а косвенно) на текущие внутренние вопросы зрителей. Те, которые не отвечают – умирают почти бесследно.

 

 

– А почему бы нет? Иногда хочется улыбнуться, посмотреть на красивых девушек, красивую природу, просто посмеяться. Если этого не делать, то можно впасть в полнейшую мизантропию. А это сокращает дни нашей жизни. Для меня сложность фильма не главный критерий. Кстати, в этом беда многих киноклубов, замыкающихся на арт-хаусе. В определенный момент зритель переполняется им. Самому тяжело иногда. Нужно думать, какой фильм за каким ставить. На комедиях 1930-х годов у нас в киноклубе люди со стульев падали от хохота. Но подряд две комедии тоже плохо – на вторую уже вяло реагируют. 

 

 

– Те люди, с которым я имею дело в процессе учебы и те, которые приходят на показы «Кино.Точки» – их так немного… Поэтому я не могу сказать за всю молодежь. Если говорить о студентах, то их общий уровень упал значительно. Парадоксально, но сейчас, когда вся информация находится на расстоянии одного клика, нынешние студенты знают гораздо меньше, чем мы в их годы при ограниченном доступе. Ответ простой. Поскольку информации было мало, мы в каждую крупинку вцеплялись и высасывали ее до сухой оболочки. Мы учились читать между строк. Мы покупали толстенные талмуды типа «Кризис буржуазного искусства», потому что туда было вклеено 20 репродукций (скверного качества) той живописи, которой мы никогда не видели. Мы покупали книги Георгия Капралова, Сергея Юткевича, где пересказывались фильмы Годара, Феррери и многих других режиссеров. Они были там представлены с критических позиций. Но мы в своем сознании воссоздавали по пересказу, по отдельным кадрам, эти фильмы. Нам было интересно. К сожалению, вот этого интереса у молодежи нет. Когда читаю лекции по истории синтетического искусства, которым является кино, ощущаю колоссальные пробелы в знаниях у людей, которые пришли учиться искусству, в знании живописи, литературы. Невозможно читать книгу, если не знаешь половину букв. Невозможно полноценно воспринять немецкое искусство 1920-х годов, если не знать о литературном и живописном экспрессионизме того времени. Хотя один клик в «Яндексе» или «Гугле» – и получишь всю информацию. Правда, для этого надо знать, что набрать в поисковой строке.

 

Тем не менее, я многое беру и от нынешней молодежи. От своих детей. Потому что если я перестану говорить на интересные им темы, я перестану быть им интересен. 

 

Я стараюсь заинтересовать студентов, объясняю, зачем нужно старое кино. Вот старый фильм, он еще не замаскирован всякими прибамбасами, которыми современные режиссеры украшают свои фильмы, маскируя иногда пустоту. Вот у него скелет. Вот вы будете делать свои киноработы, и если у вас не будет этого скелета – все ваши финтифлюшки, понавешанные на пустоту – осыпятся. У кино должен быть скелет, также как у скульптуры должен быть каркас. В старом кино этот скелет четко просматривается, видно, как все соединяется.

 

 

– К интернету отношусь положительно. Такому коллекционеру, фанатику, подгребателю под себя всяческой информации как я, трудно относиться отрицательно к интернету. Другое дело, что его постигла судьба кинематографа. Братье Люмьер на голубом глазу заявляли, что кино создается для помощи в науке, в образовании, в культуре. Ага, ага. Не прошло и года после показа первого фильма, как появились первые порнофильмы. Не мне вам рассказывать, что сейчас составляет 90% контента интернета. 

 

Что же касается системы трекеров, то я считаю это одним из величайших свершений в области культурного обмена. 

 

 

– Только абсолютным нежеланием даже не творцов, а посредников, поделиться частью своих сверхприбылей объясняется эта вражда с трекерами. Идиотский период в 75 лет, в течение которого права на произведение не могут быть переданы в общественное достояние, можно объяснить только скупостью наследников и их безразличием к судьбе произведений предков. Паразиты вездесущи. Сколько картин было утрачено и искалечено!

 

Большинство людей, которые скачивают, переводят, озвучивают, выкладывают и распространяют – действуют совершенно бескорыстно. Вот они как раз и расширяют интеллектуальное пространство. Что бы там не писали бандиты от масс-медиа. Говорю это как человек, который уже не один год пополняет трекеры релизами. Что опять-таки не было бы возможно без других достойных людей с западных трекеров, которые находят произведения искусства и делают их достоянием человечества.