В детстве у меня была виниловая пластинка группы «Черный кофе» под названием «Переступи порог». Как я потом узнал, самая продаваемая пластинка СССР 1987 года, разошедшаяся тиражом почти два миллиона экземпляров. И была там отличная песня «Владимирская Русь». Она многих школьников того времени буквально зачаровывала. Причем самых разных – от гопников до очкариков, то задумчиво внимающих голосу Варшавского, доносящемуся из проигрывателя или кассетного магнитофона, то даже пытающихся ему подражать на околоподъездных посиделках под криво взятые аккорды на ужасных советских гитарах.
Прошло больше тридцати лет. За это время Дмитрий Варшавский успел надолго уехать в Америку и вернуться. Выпустил несколько альбомов. Сыграл многие сотни, а, может, и тысячи концертов.
25 февраля «Черный кофе» уже не впервые отыграл в камерном зальчике рязанского кафе «Старый парк». Начали, кстати, с песни «Журавли» Яна Френкеля и Расула Гамзатова. А перед концертом мы поговорили с Дмитрием о стихах. В приложении к его творчеству, разумеется.
Дмитрий Варшавский. Фото: Анастасия Баранова / HeavyMusic.ru
– В последнем альбоме «Слезы дождя» сразу две песни Высоцкого – «Купола» и «Песня о друге». Группа «Черный кофе» родилась в 1979 году, когда вы были подростком, и теоретически могли застать Высоцкого…
– Так я его видел! Он жил рядом с Поварской улицей, на которой я учился – сначала в музыкальной школе, потом в Гнесинке. И к ней подходит улица – не помню сейчас, как называется – где как раз жил Высоцкий. Я видел, как он на «Мерседесе» туда подъезжал. Знал я его исключительно по фильмам – видел «Вертикаль», еще какие-то, где у него были небольшие роли. Так что его величие было не очевидно, но он уже присутствовал в моей жизни.
– Есть много вещей, о которых с годами сожалеешь. Я моложе, поэтому Высоцкого не застал, а вот на концерт Цоя вполне мог попасть – и благополучно проигнорировал эту возможность. И живого Башлачева я тоже подростком вполне мог застать, но и тут я все пролюбил. Вы насчет Высоцкого не переживаете таким же образом?
– Конечно! Если бы я знал тогда… Записи Высоцкого появились у меня уже позже, в начале 1980-х, после его смерти. А на тот момент он не был такой уж «звездой». Тогда в Советском Союзе вообще не было понятия «звезда». И для меня не было еще бардовской славы Высоцкого, которая появилась в 1980-х. Возможно, она существовала для более узкого круга, а я был еще подростком, фактически ребенком. Для меня его масштаб стал понятен году в 1982-83-м – вот тогда он для меня превратился в одного из величайших авторов.
– Насколько знаю, самая первая песня Варшавского написана в 1979 году – на стихотворение «Русско-американский романс» Андрея Вознесенского, только в Википедии она названа почему-то «Страна».
– В журнале «Юность» было напечатано это стихотворение. Мой соратник по группе Павел Рыженков, с которым мы начинали, писал тексты, а я – музыку. Первая полностью авторская песня «Полет птиц» тоже написана в 1979-м, и еще несколько песен именно тогда же. Как раз Павел и принес этот журнал «Юность» со словами: «Вот, смотри, клевое стихотворение – давай, напиши музыку». И Вознесенский тоже не был на тот момент какой-то «звездой» в медийном пространстве, во всяком случае, для нас: когда тебе 15-16 лет, по-другому все воспринимаешь.
– А что так понравилось в тексте Вознесенского? Последние строчки, где «идиотов бы поубрать вдвойне – и в твоей стране, и в моей стране»?
– Нет, Паше другая строчка понравилась: «…до рассвета спят – не спиной к спине». Это же для тех времен чуть ли не единственное упоминание секса в советской прессе. Ну, и про «идиотов» тоже нам понравилось, как хорошая кульминация.
– В 1980-х вы познакомились не только с Высоцким, но и с другими бардами, потому что появилась песня «Листья».
– Заочно познакомился. Мой приятель принес стихи, они понравились. Как потом оказалось, их написал бард Бачурин. Я не знал на тот момент, чьи стихи. О Бачурине услышал, когда он мне позвонил после выхода песни: «Я автор песни, которую вы поете». Я говорю: «Ну, очень приятно, теперь буду знать».
– Вознесенский не звонил?
– Вознесенский даже не знал. Я ему сам об этом рассказал в 2000 году, когда встретились на какой-то презентации. Павел Смеян меня подвел к нему и познакомил. Павел, кстати, очень удивился, когда узнал про существование этой песни, потому что это же из поэмы «Авось!»
– Вроде там все несколько сложнее. Сама поэма коротенькая, она написана еще в 1970 году. Но когда началась работа над знаменитой рок-оперой «Юнона» и «Авось», Вознесенский много чего понаписал на ту же тему. В том числе и это стихотворение, хотя в изначальном тексте поэмы его нет. Кстати, на «Юнону» и «Авось» наверняка потом ходили?
– Много раз. В принципе, можно посчитать: раз в месяц ее в театре показывали, и почти каждый раз я ходил на протяжении десятка лет – да, около сотни раз.
– В 90-х была еще рок-опера Павла Смеяна, в которой вы участвовали как исполнитель одной из вокальных партий…
– «Слово и дело» она называлась. Там и музыка, и стихи самого Павла – это по роману Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный». Опера недавно издана на двух компакт-дисках.
– Сами никогда не пробовали на такое замахиваться?
– У меня с этого все началось. С первых же проб пера вроде песни «Полет птиц» было желание написать рок-оперу, причем именно «Мастера и Маргариту». Жаль, что идея не воплотилась. Тогда казалось: написать рок-оперу – именно то, что нужно.
– Давайте пройдемся дальше по списку поэтов. Есть автор, с которым у вас сложилось 30-летнее творческое сотрудничество – от «Деревянные церкви Руси» до «Волкодава» и дальше. Это Александр Шаганов. Как с ним строилась работа? Шаганов, насколько я знаю, писал по-разному: и просто стихи, и тексты по заказу на готовую музыку.
– Сначала ко мне попало стихотворение «Звездный водоем», на листочке бумажки, прямо от руки написанное, и я сочинил на него песню. Стали ее исполнять, записи еще не было, но Шаганов об этом как-то узнал – может, на концерт заходил, не помню нюансы. Я тоже, соответственно, знал, что есть такой молодой поэт Саша Шаганов.
Потом он мне позвонил, представился и мы сразу договорились, что он принесет мне и другие стихи: вернее, песни – он их сразу так позиционировал. В результате мы написали еще одну песню, которая стала известна, – «Зимний портрет». Остальные стихи я не взял, и он их отдал еще кому-то – Александру Иванову, кажется.
Как-то разговаривали по телефону, я говорю: «Две песни у нас получилось. Как дальше? Продолжаем оставаться на связи?» Он говорит: «Продолжаем. Я, кстати, хочу тебе стихотворение прочитать, которое для песни точно не годится, но его очень многие высоко оценили, в частности, Андрей Вознесенский». Хотя он не знал тогда, что у меня есть песня на стихи Вознесенского – откуда бы ему знать? И он мне начинает читать стихотворение: «Деревянные церкви Руси, перекошены древние стены…» Мне понравилось, я говорю: «Подожди, сейчас возьму листок бумаги и все это запишу». Он мне прочитал – я это записал и говорю: «Подожди немного, позже созвонимся». Двух минут было достаточно, чтобы написать музыку, и произведение оказалось готово. Так появилась третья наша совместная работа – «Владимирская Русь».
В ближайший за этим событием год мы записали альбом «Переступи порог», куда вошли три этих песни. И пластинка оказалась самой продаваемой в 1987 году в Советском Союзе.
После этого мы стали работать над следующим материалом, уже я принес ему музыку, а Шаганов написал на нее слова. Так возникли «Брожу по городу один» и «Вольному – воля», давшая название новому альбому. Они стали не менее популярны, чем «Владимирская Русь».
– Не соглашусь. Думаю, у большинства слушателей первая ассоциация с группой «Черный кофе» – это как раз «Владимирская Русь». Она у вас как визитная карточка.
– Для многих людей, с которыми постоянно общаюсь, это не так. Кому-то особо близка песня «Брожу по городу один»: ее использовали на одной из радиостанций в начале 1990-х как заставку – я не слышал, но мне потом рассказали. «Вольному – воля» тоже многим нравится.
А потом мы с Шагановым написали «Леди Осень», и эта песня оказалась самой интересной, потому что у меня музыка была готова, а у него готово стихотворение. И когда он мне его дал, я сразу спел. Потом у меня еще несколько раз такое случалось: попадались какие-то стихи, и я сразу понимал: музыка на них уже есть. Но первый раз такое случилось с песней «Леди Осень».
– Поскольку мы в Рязани, не могу не спросить о песне «Мы теперь уходим понемногу» на стихи Есенина, которая тоже вошла в последний альбом.
– У Есенина стихи ведь без названия, поэтому я назвал песню коротко – «Уходим». В Константинове был, но давно, в конце 1980-х.
– Давайте закольцуем Высоцким. Вы сказали, что в конце 1970-х он был умалчиваем советскими масс-медиа, и подростку было тяжело понять его значение. Но этого не понимали и многие взрослые. Сейчас уже ясно, что Высоцкий – один из главных русских поэтов второй половины XX века. А те же поэты-шестидесятники до конца не понимали, кто это. Как раз в 1979-м у него были строчки: «И мне давали добрые советы, / Чуть свысока похлопав по плечу, / Мои друзья – известные поэты: / Не стоит рифмовать “кричу – торчу”». Очень многие не понимали его масштаб. Как думаете, сейчас такая ситуация возможна – когда живет рядом человек, а мы его по-настоящему так и не оценили? Есть у вас кандидаты на такую роль?
– Павел Смеян, написавший рок-оперу «Слово и дело» – на мой взгляд, невероятное произведение. Вот, пожалуйста: человек сочинил прекрасную оперу из двух частей. И создалось неповторимое сплетение музыки, стихов, души. Мне, когда самому удается придумать слова, – самые лучшие песни получаются.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ