Рязанский выпуск
№40 от 13 октября 2016 г.
Свежие новости
Жительница Подмосковья погибла при падении с самоката в день запланированной поездки в Рязань
(19.04.2024)
Не может быть!
(19.04.2024)
200 рязанцев
(19.04.2024)
"Вы думаете, что мы вас не переиграем?"
(19.04.2024)
«Норд-Ост» на «Калиновом мосту»
(19.04.2024)
Какое время - такие и платья
(18.04.2024)
"Их нельзя трогать. Расскажите своим знакомым"
(18.04.2024)
Пытки сероводородом
(18.04.2024)
Токсичная история заинтересовала прокурорских
(17.04.2024)
В скором времени в Рязани ликвидируют МКЦ и КВЦ
(17.04.2024)
Ленкин свет
Как сохранить и не растерять любовь к своему маленькому миру под ударами судьбы, пропаганды и «опозитивившихся» сограждан
.jpg)
Так и лезет в глаза, заливается в уши вот это банальное: «Надо мыслить позитивно, надо радоваться, прочь негатив!» Наслушаешься – начинаешь работу над собой: «Хорошо, что всего лишь один кредит, а не ипотека. От постоянной работы за компьютером болит спина? Замечательно, что не парализовало. Машина сломалась? Было б хуже, если зубной протез». Не рожается позитив. Наверное, надо родиться с ним внутри.
К подруге детства я сорвалась внезапно. По-хорошему не виделись лет двадцать, все урывками. По телефону, по скайпу, да каждый раз по делу. Назрела нужда посидеть на завалинке ее деревенского дома, повспоминать. Первую джинсовую юбку на двоих, уж и не вспомнится, чью именно, слезы от безобразных прыщей – тех, которые на лице и которые ниже подбородка, но выше пупка. Страдания «он пригласил на танец не меня!» и первые полезные знания типа «от поцелуя не беременеют, это точно, мне одна девочка взрослая рассказывала…».
– А я недавно в бабушкиной квартире ту самую тетрадку нашла – помнишь, со стихами Асадова? И с розочками из открыток?
– Зашибись, а у меня лосины где-то валяются те поросячьи, помнишь, розовенькие?
– На днях «Греческую смоковницу» пересмотрела, хохотала от воспоминаний, как стыдно было смотреть на это все.
– А я про Фредди Крюгера – как мы взвизгивали, а пацаны над нами издевались!
Сидим на лавочке перед старинным домом, доставшимся от бабушки. Пьем домашнее крепленое вино, подруга переворачивает мясо на мангале, смеемся над семейством ежей, которые пофыркивают у собачьей миски. При этом мне холодно, после долгой дороги гудит голова, переживаю, что хорошие брюки провоняют костром, как там дома муж с дочерью, успею ли на утренний автобус… Подруга с хохотом целует в нос пса, попытавшегося украсть кусок замаринованного мяса, бежит в дом за одеялом и разбитыми, но теплыми сапогами, переживает: «Катюнчик, ты согрелась? Или чайку?» Рехнуться можно – «Катюнчик»!
Ленка-Ленка, подруга моя старинная. Из тех, у кого ноги от ушей, модельная внешность без всякого силикона, благородная осанка, завораживающие движения, океан обаяния. Ей бы – на обложки журналов, а можно в шоу «Голос» – с первых нот, с первых слов любой песни судьи мурашками с головы до пяток покроются. Так в них и останутся, пока Ленка рот не закроет. Но она не едет на шоу, она поет в местном ДК и в местном же интернате для людей с психическими отклонениями. Не за деньги – за зарплату в пять-шесть тысяч рублей. Зато слушатели благодарные: не только уважают, но и обожают. Я – ей: «Ленка, отошли на передачу свои видюшки с песнями!», она – мне: «Ха-ха, Катюнчику больше не наливать!»
Внучка участников Великой Отечественной, дочь офицера – она шла в «Бессмертном полку» с портретом своей бабушки-зенитчицы, прошедшей всю войну. Шагала осознанно, с не наигранной грустинкой в глазах. И так же искренне потом признавалась: «Я все думаю, как можно выбросить портрет своего родственника в урну? Это ж кем надо быть? Может, и правда такие люди рядом живут? Уроды какие-то! Но мне кажется, это все подстроено, таких людей не бывает».
Ленка не «вата», она просто не хочет в это верить. И на следующий год достанет аккуратно уложенный в шкаф портрет бабушки и снова встанет в строй. Потому что она ею на самом деле гордится и может рассказывать бесконечно, как та выживала после войны, как воспитывала одна двух дочерей, потому что дед умер рано. Как поддерживала в порядке дом, как ездила по Союзу к своим однополчанам, как была душой поселка и провожала в последний путь одного за другим тех, с кем прожила бок о бок долгие десятилетия.
С ней лучше не обсуждать вот это «гениальное»: «Кто хочет – ищет возможности, кто не хочет – ищет причины!» Она не поймет. Для нее это изречение – слишком странное, слишком самонадеянное и высокомерное. Потому что достаточно часто видела, как эти самые, которые с возможностями, бежали-бежали, потом случайно падали и расшибались к чертовой матери. Вдребезги, без права на оправдание перед детьми и внуками. До нее никогда не дойдет, как можно искать, к примеру, пути к переезду в другую страну. У нее есть несколько причин, по которым она об этом даже не задумывается: малая родина, старый дом, родители, земля, могилы родных. Все это – здесь, хоть и тоже в непонятной реальности. Кстати, она никогда не скажет ни единого пафосного слова о любви к Родине, к маме, к виду на Оку. Постесняется, потому что об этом не кричат. Не орут с трибун о сокровенном, это слишком личное, это внутри. Если во всеуслышание, с этаким надрывом, промоченным слезинкой – уже лицедейство. Ленка всегда чувствует фальшь, что в музыке, что в жизни, но никогда об этом не говорит вслух, лишь смущенно отворачивается, словно это она вытворила нечто непристойное.
Ей предложили стать маленькой такой местной руководительницей – она отказалась. «Ну не смогу я руководить теми, с кем вчера работала на одном уровне. Это ведь требовать надо, ругаться, грозиться, это надо – у-у-ух, какой быть. Я ж так не смогу, в итоге все буду делать сама, в конце концов, умру на работе. И семью потеряю, не хочу я так. Лучше уж пусть по-прежнему, только б зарплату прибавили…»
Ленка родилась и 35 лет прожила в замечательной трехкомнатной «сталинке», с окнами на зеленый двор. Сколько я ни приходила в гости, у подъезда попыхивала «Беломором» некогда знаменитая в провинции актриса на пенсии. Прямая спина, отсутствующий взгляд, смешная ветхая одежда. Широкие, всегда чистые лестничные пролеты. Все это закончилось вдруг, когда закрылся местный Дом культуры: и Ленка и ее мама остались без работы. Куда дальше, с их «культурным» образованием? Решили, что в деревню, земля по-любому прокормит. И за свет в огромной квартире не платить, опять же, и за воду. Да и бабушка-ветеран просила перед смертью, чтоб за домом присматривали, землю не бросали. Переехали ведь! Собрали шубы, купили фуфайки с калошами и переехали на край географии, на границу с дикой природой, в медвежий угол.
А там таких, которые про «только позитив, только позитив!» и «вы сами вольны распоряжаться своей жизнью», мало. Там все больше вот о чем: «Картошка уродилась, грибы есть, до следующего лета дотянем, а там как Бог даст». Там отдают друг другу вещи, из которых выросли дети, делятся пустыми банками для солений и рецептами новых блюд. Там всегда, не стесняясь, проявят бдительность («А вы кто и откуда? Для чего фотографируете?») и тут же пригласят в гости и к себе, и заодно к родственникам («Сейчас еще свахе позвоню, она побольше знает, я-то здесь недавно, всего 40 лет, а она с самого рождения»). Там редко обсуждают политику и экономику, путаются с фамилией губернатора и мэра областного центра – для них эти знания лишние. И некогда лясы точить, да и толку никакого.
И вот – Ленка. Суетится, напихивая в мою сумку банки с маринованными грибами и салатом «Тещин язык», заверяет, что «начало положено», что я теперь просто обязана приехать к ней всей семьей. Руки (кстати, ухоженные, с хорошим маникюром) так и мелькают, картошка варится, шарлотка печется. Пес, пробравшийся на кухню, снова что-то стянул со стола и радостно завилял хвостом. Хозяйка смеется. У нее все хорошо. И муж позвонил из лесу, доложил, сколько корзинок грибов собрал. Это – не наигранно, без внушений. Без «надо жить в позитиве».
Как ей это удается? Извечная тайна и тех самых женщин «в русских селеньях», и самих селений, которые, ко всеобщему удивлению, еще не умерли окончательно.